« Не забывайте, у меня крестьянский характер, я меланхолик, резок и груб в своих работах. Я могу нравиться только на большом расстоянии, да и то лишь тем, у кого найдется крупица снисходительности »

Камиль Писсаро

Камиль Жакоб Писсаро родился 10 июля 1830 г. на острове Сен-Тома в датской Вест-Индии. Даже живя с семьей за тысячи миль от Франции, отец старался воспитать детей на французский манер, поэтому Камиль с 12 до 17 лет учился в школе под названием «Академия Савари» в Пасси, пригороде Парижа. Говорят, директор «Академии» поощрял тягу мальчика к искусству, предложив ему рисовать с натуры кокосовые пальмы по возвращении в Вест-Индию.

Прожив Вест-Индии до 1853 г., он с разрешения родителей отправился Венесуэлу с датским художником Фрицем Мельби. В течение двух лет в Каракасе Писсаро упражнялся в рисунке, пробовал писать акварелью под внимательным присмотром Мельби и к моменту отъезда в Париж для обучения у брата Мельби, стал законченным пейзажистом.

Когда Писсаро приехал в Париж, до закрытия Всемирной выставки 1853 г. оставалось лишь несколько дней. «Павильон реализма» Курбе вызывал много толков, и юноша представился мастеру пейзажа.

Следующие пару лет он был помощником Антона Мельби, учился в бесплатной Академии Сюиса, где познакомился с Клодом Моне, вдобавок время от времени брал уроки у Коро и в 1859 г., впервые представив работы в Салон, назвался его учеником.

Салон был самой главной выставкой, и Писсаро старательно работал над пейзажем Монморанси, следуя стилю Коро настолько, чтобы соответствовать академическим требованиям, но пейзаж говорил и о бескомпромиссности его таланта.

С первых рисунков в Вест-Индии и до смерти стиль и метод Писсаро находились в состоянии постоянного становления. Хотя он был старше остальных импрессионистов, Писсаро никогда не прекращал усваивать чужие достижения, его творческая эволюция несопоставима ни с кем из его современников.

В. отличие от Моне, Ренуара, Сислея и прочих будущих импрессионистов, с которыми он быстро наладил прекрасные
отношения, взгляд Писсаро на мир был уже глубоко политизированным. Он понимал поверхностность блеска Второй империи, от него не укрылись ужасный последствия быстрой индустриализации, скрытые за пышным имперским фасадом. Стихийный            демократизм,           вообще           свойственный импрессионистическому  движению,   у  Писсаро   был  наиболее осознанным: он был социалистом по убеждениям. Если его радикальные взгляды не выражались в живописи то потому, что он, как и его товарищи, полагал задачу живописи в другом -обновить видение, расширить сферу наблюдения, открыть красоту в простых вещах. Политические симпатии импрессионистов были различными: Писсаро - социалист, Мане - республиканец, Дега -монархист, Моне был совершенно равнодушен к политике.

Впрочем, социалистические убеждения Писсаро косвенно сказывались в его тематических предпочтениях: он любил писать деревню и крестьян за сельскими трудами, жатву, пастбища, огороды. Тут он шел по стопам Милле, с которым его часто сравнивали. Но Писсаро чуждался какой бы то ни было возвышенности. Его крестьяне проще и естественнее, чем у Милле: он мог написать простенькую «Девочку с прутиком», но трагического «Человека с мотыгой». Критик Теодор Дюре приводил выдержку из письма Писсаро: «Меня все время сравнивают с Милле. Но Милле был полон библейского духа. А я, хоть и семит, но у меня нет этого духа. Забавно, правда?». И другое любопытное противоречие: Милле был противником социализма, а Писсаро - сторонником; однако картины Милле заставляли публику подозревать в нем революционный дух, тогда как в картинах Писсаро ничего подобного усмотреть было невозможно.

В 1860 г. Писсаро завязал несколько важных знакомств. Одним из постоянных его компаньоном во время работы на природе (под Парижем) стал Людовик Пьетт, с которым он дружил всю жизнь. Приблизительно в то же время он сблизился с Жюли Веллей, горничной его матери, которая впоследствии становится его женой.     

Начавшаяся 19 июля 1870 г. франко - прусская война заставила семью бежать в поисках безопасного места. Так Писсаро оказался в Лондоне.

Мане также укрылся здесь. И в эти годы Мане и Писсаро связывала большая творческая близость. «Мане и я были в восторге от лондонских пейзажей, - вспоминал Писсаро в письме 1902 г. - Мане работал в парках, а я, живя в Нижнем Норвуде, очаровательном в то время предместье, изучал эффекты тумана, снега, весны. Мы писали с натуры... Посещали мы и музеи. Акварели и картины Констебла и Тернера, полотна старика Крома, конечно, имели влияние на нас. Мы восхищались Гейнсборо, Лоуренсом, Рейнолдсом и пр., но в основном мы были поражены пейзажистами, которые импонировали нашим взглядам на пленэр, на передачу света и мимолетных впечатлений». Но у Писсаро не было романтических наклонностей Моне. Он строже, как будто бы прозаичнее; не пренебрегает конструктивностью, ясным чередованием планов, перспективной глубиной.

В художественном смысле подлинным итогом бегства Писсаро в Лондон, общение с Моне и знакомства с английской пейзажной школой стало более свободное письмо более яркими красками, использование быстрого наложения красочных пятен.

Окончание войны в 1871 г. позволило Писсаро с семьей вернуться в Париж. Увиденное зрелище ужаснуло их: пруссаки использовали их дом как мясную лавку, а из 500 хранившихся там полотен уцелело лишь около сорока. Но не пав духом, он продолжал писать столь же плодотворно, как прежде.

Камиля Писсаро называли «патриархом импрессионизма», хотя его имя среди тех имен, с которыми связано понятие «французский импрессионизм», редко называли первым. Как и большинство этих художников, он испытал непонимание и оскорбительные насмешки, знал бедность и даже нищету в годы невзгод и лишений. Иногда он целыми неделями бегал от одного торговца к другому, пытаясь продать хоть что-нибудь из своих работ, чтобы прокормить семью.

Это был удивительный человек, редкостный, и даже такие удары судьбы, как потеря картин, не сломили его. Среди товарищей Камиль Писсаро оставался самым стойким и убежденным, он один не падал духом, когда другие отчаивались, и у  него  и у  него  нашлось  мужество,  чтобы  не  искать  и  не добиваться официального признания и успеха. Даже когда он сам испытывал отчаяние, то и тогда оставался примером и поддержкой для друзей.

Писсаро, может быть, не стал знаменитостью, но он был, как пишет М. Герман, «образцом для художников действительно одаренных и проницательных». Именно ему был обязан своим художественным воспитанием начинающий свой путь в искусстве Поль Гоген, а Сезанн почитал его, как отца, называя кем-то «вроде доброго Бога». Сами импрессионисты видели в нем не просто большого художника, но еще и абсолютно честного и справедливого до самоотречения человека.